Непосредственность Ерофеевой его умиляла. Что поделаешь – дети, их студентами даже не назовешь. Всем лет по пятнадцать, после девятого класса. В десятый учиться не взяли в силу весьма посредственных знаний и поведения, вот и пришлось поступать сюда, в сельхозтехникум, благо, что брали без экзаменов…

Наконец, пара закончилась, и первокурсники с гиканьем и топотом, в течение нескольких секунд покинули кабинет и оставили Пал Палыча одного. Колосков немного еще посидел за столом, наслаждаясь тишиной и покоем, заглянул в свою записную книжку, удостоверился, что на сегодня у него никаких лекций и семинаров больше не предвидится, положил учебник «Анатомия КРС» (сноска: КРС – крупно-рогатый скот) и замызганную тетрадку с планами уроков в старенький черный портфель, закрыл кабинет и вышел на улицу.

Стояли теплые дни. Небо очистилось, и осеннее солнце ощутимо припекало макушку. Так иногда бывает в середине октября, когда ни с того, ни сего, прекращаются нудные дожди и ветры, отравлявшие жизнь целую неделю. И природа, ненадолго придя в себя, замирает в каком-то оцепенении, стараясь подольше сохранить последние воспоминания о лете.

Пройдя в главный корпус сельхозтехникума и оставив на вахте у тети Нади ключ, Пал Палыч еще раз завернул к расписанию. Колосков был рассеян и прекрасно сознавал свой недостаток. За пятнадцать лет работы преподавателем ветеринарных дисциплин, на ветеринарном же отделении, он постоянно опаздывал на уроки, путал время занятий, кабинеты и группы студентов. Однажды он с упоением прочитал полуторачасовую лекцию по акушерству и родовспоможению у овец для студентов строительного отделения. Будущие строители прослушали ее с огромным вниманием и ни словом не высказали своего недоумения по поводу новшеств в преподавании строительного дела. В другой раз Колосков похитил группу студентов-гидромелиораторов. Посадив их, несмотря на протесты, в автобус, Пал Палыч увез бедолаг на ветеринарную практику в пригородный совхоз. И там, по словам несчастных гидромелиораторов, которые впоследствии накатали на него письменную жалобу директору техникума, Колосков с «большой жестокостью и изощренностью» заставлял их проводить ректальное исследование беременности у коров.

Необходимо пояснить, что ректальное обследование представляет собой определение сроков беременности у коров через прямую кишку путем проникновения в нее рукой. А, как известно, у ветеринаров не принято (к возмущению гидромелиораторов) перед этой процедурой ставить корове очищающую клизму. В общем, гидромелиораторы были в шоке. Но крупных скандалов Пал Палычу избегать удавалось. Несмотря ни на что, коллеги, и в том числе директор техникума Виктор Сергеевич, относились к нему с пониманием и весьма добродушно реагировали на его промахи, потому что Колосков был замечательным, даже уникальным специалистом и просто очень хорошим человеком.

Внимательно просмотрев расписание и еще раз удостоверившись, что никаких занятий на сегодня у него нет, Пал Палыч уверенно направился домой.

Жил Колосков неподалеку от работы и поэтому всегда ходил пешком. По своему обыкновению, зажав портфель под мышкой, засунув руки в карманы пальто и ссутулившись, Пал Палыч шел домой и привычно размышлял. Пал Палыч любил размышлять. С самого детства он проявлял склонность к созерцательности и задумчивости. Читать он начал очень рано, в четыре года. Первой его книжкой был ни какой-нибудь дурацкий «Колобок», а ни много ни мало «Дон Кихот» Сервантеса.

Четырехлетний Пал Палыч ровно ничего из прочитанного не понял, но уважение к книгам у него возросло настолько, что он стал читать все подряд. Благо, что родители Пал Палыча были людьми образованными, и книги в доме водились. К шести годам он прочитал все, что было в квартире, вплоть до таких захватывающих брошюр, как «Печное дело» и «Грибковые заболевания».

В первом классе Пал Палыч уже читал двести знаков в минуту и иногда ставил в тупик своими познаниями из самых неожиданных областей классную руководительницу Надежду Сергеевну. Так, например, семилетний Пал Палыч, разъяснил Надежде Сергеевне, которая была на тридцать лет его старше, как она не права, в том, что запрещает его однокласснику Кузину бегать по коридору, толкаться, ставить подножки девочкам и орать.

– Надежда Сергеевна, вы, как педагог, должны знать, – втолковывал маленький Пал Палыч своей учительнице, – что ребенку нужна разрядка после длительного сидения за партой на одном месте, которую, он получает посредством бега по коридором и беспричинным… – тут он замялся, подбирая более научное слово, но не вспомнил, и ограничился знакомым, – …ором.

Учительница, ошалев, молчала. И Пал Палыч с подъемом продолжал:

– Если Кузин не получит такой разрядки, то он, Надежда Сергеевна, на следующем уроке будет невнимателен и чрезмерно активен. Это будет мешать вам вести занятия. Так что беготня Кузина вам же и пойдет на пользу.

С тех пор Надежда Сергеевна посматривала на Пал Палыча с некоторой опаской. Но в то же время Пал Палыч не был каким-нибудь занудой, «знайкой» или «очкариком», каких обычно презирают в школе. Несмотря на свое ранее развитие, он был абсолютно нормальным ребенком, у него было два закадычных, со времен детского сада, друга. Два брата-близнеца Федоровых – Кирилл и Сергей. Они втроем носились по гаражам, играя «в Яшина», лупили мячом в кирпичную стену дома, плавили свинец в заброшенной кочегарке, дрались с пацанами из соседнего двора, купались до одури в местном пруду.

«Профессор», так звали Пал Палыча его сверстники за образованность, начитавшись Тома Сойера, предложил скрепить их дружбу кровью. Эта волнующая церемония состоялась на старом кладбище, недалеко от их дома, где они пугаясь каждого шороха и скрипа, кололи себе пальцы иголкой, рисовали кровью крестики на бумажках, которые потом торжественно закопали под черемухой возле одной из заброшенных могил.

Могила была выбрана не случайно, старшие пацаны, говорили, что здесь похоронен колдун, и умер он не своей смертью, а ему отрубили голову. За что ему отрубили голову, – неизвестно, но всем было ясно, что просто так головы в наше время не рубят.

Дружба их продолжалась до девятого класса, до тех пор, пока пятерых подростков, возвращавшихся после секции дзюдо, не размазал по обочине дороги «КамАЗ» с пьяным водителем за рулем. Среди них были Кирилл и Сергей. Сережа умер сразу – его нашли в тридцати метрах от места катастрофы, без ботинок, с нелепо подвернутой под тело головой, в луже собственных мозгов. Кирилл, не приходя в сознание, через несколько часов умер в реанимации. Хирург, который оперировал Кирилла, сказал его родителям, чтобы они благодарили Бога, что для их сына все закончилось.

Во время операции врачи отняли у раздавленного «Камазом» Кирилла обе ноги и удалили поврежденную часть мозга. Довольно большую часть, чтобы Кирилл, выживи он, смог бы что-нибудь соображать и говорить.

Хоронили всех пятерых в закрытых гробах. Протрезвевший водитель «Камаза» так ничего и не вспомнил из случившегося.

На самом деле гробов в тот день должно было быть шесть. Но Пал Палыч, хотя и приготовил кимоно для дзюдо, вечером на секцию с ребятами не пошел. Бдительная мама, педиатр местной поликлиники, обнаружила у сына симптомы простуды и, не обращая внимания на яростные заверения, в том что он абсолютно здоров, оставила захворавшего Пал Палыча дома.

На похоронах друзей, в ветреный и холодный день в конце октября, Пал Палыч простудился еще больше и с воспалением какого-то таинственного среднего уха провалялся дома целых две недели.

Полмесяца вынужденного безделья Пал Палыч посвятил размышлениям. Нелепая и неожиданная гибель друзей, конечно, потрясла его. Когда в девятом часу вечера раздался телефонный звонок, он был уверен, что звонят братья Федоровы поделиться впечатлениями от тренировки. Через несколько минут побледневшая мама вошла в его комнату и сказала:

– Сережа погиб, а Кирилл при смерти в реанимации.

Пал Палыч сначала ей не поверил. Как так? Всего два часа назад Кирилл и Серега звонили ему, уламывали пойти с ними на тренировку, называли его «шлангом», а потом обещали зайти вечером, чтобы проведать и морально поддержать приболевшего друга… А сейчас один из них лежит на столе в морге, и равнодушный паталогоанатом привычным движением вскрывает его грудную клетку, а за жизнь другого бьются врачи, хотя надежды на благополучный исход практически нет.